От бывшей усадьбы в Уборах (Россия, Московская область, Одинцовский район, Уборы) сохранилась только Спасская церковь, и остатки парка с прудами.
Проезд общественным транспортом: от ст. метро «Тушинская» авт. № 549 до ост. «Петрово-Дальнее» — 21 км, местным автобусом — 8 км, пешком ~ 1 км; или с Белорусского вокзала до ст. Одинцово — 24 км, и авт. № 36 до ост. Уборы.
2023 г. — храм на реставрации
Уборы — древнее подмосковное село. Оно упоминается с 1610 г. как вотчина стольника Ивана Петровича Шереметева. В 1673 г. здесь строится первая церковь Спаса Нерукотворного Образа — деревянная. Строительством руководил потомок И.П. Шереметева — Пётр Васильевич, именовавшийся в актах Шереметевым-Меньшим.
Под конец жизни боярин Шереметев на месте прежней возводит новую, каменную, Спасскую церковь. Строительство поручено крепостному архитектору М.Ю. Татищева — Якову Григорьевичу Бухвостову.
Описание Спасской церкви в Уборах
В 1690 г. он со своей артелью возводил монастырскую стену и надвратную Входоиерусалимскую церковь в Новом Иерусалиме, а затем приступает к возведению храма в Уборах.
Строительные работы было велено завершить в 1695 г. Но зодчий, строивший одновременно собор в Рязани, не справлялся с возложенными на него обязанностями. Боярин Шереметев обратился с жалобой на Бухвостова в «Приказ каменных дел».
Архитектора поймали и посадили в «колодническую палату за решётку». Судьи вынесли суровый приговор «бить кнутом нещадно и каменное дело ему доделать». Шереметев, предчувствуя свой близкий конец — пошёл на попятную, просил государя освободить Бухвостова от наказания… Церковь была закончена на исходе 1697 г., уже после кончины боярина.
Спасский храм, выстроенный в стиле московского (нарышкинского) барокко, благодаря высоким архитектурно-художественным достоинствам по праву считается шедевром древнерусского искусства. Его часто сравнивают с храмом Покрова в Филях в Москве, и даже называют более совершенным.
Безупречные пропорции церкви дополняет роскошное декоративное убранство.
Здесь каменная резьба необыкновенно скульптурна, пластична и объёмна. Будто это и не камень вовсе, а лепнина, рельефно выступающая на фоне терракотовых стен. В пышном убранстве чувствуются западноевропейские барочные тенденции. Особенно они ощутимы в ширинках парапета, заполненных барельефными мотивами изобилия (виноградные кисти, заморские плоды и цветы). Тут же рядом характерные для национального зодчества висячие гирьки и резные гребешки. Традиционные для барокко полуколонки — здесь отделились от плоскости стен, и сплошь декорированы либо вогнутыми листьями с каплями росы, либо увиты цветочными гирляндами. Великолепны сложные по рисунку наличники окон и обрамления порталов с фигурными очельями.
Вот уже 300 лет Спасская церковь, стоящая вдалеке от оживлённых дорог, будто жемчужина на зелёном бархате лугов, радует глаз. Жаль только, что всё ближе храм обступают особняки, заслоняя собой вид на уникальный памятник архитектуры. Храм действующий.
В.Н. Подключников «Церковь Нерукотворного Спаса в Уборах»
В.Н. Подключников Три памятника XVII столетия М., 1945, стр. 12-16
Село Уборы (26 км от Москвы) в конце XVII века было вотчиной боярина П.В. Шереметева «Меньшого». Постройка церкви Нерукотворного Спаса в этом селе была начата по заказу П.В. Шереметева в 1693 г. (год окончания церкви в Филях). Строителем церкви был выдающийся зодчий «Нарышкинского барокко», крепостной крестьянин села Никольское-Сверчково (Московской области) Яков Григорьевич Бухвостов с «товарищами» Михаилом Тимофеевым и Митрофаном Семеновым.
Как уже отмечалось в литературе, Бухвостов по договору должен был закончить церковь к 1695 г., но, отвлекшись постройкой собора в Рязани, подряда в срок не выполнил, за что дважды привлекался к ответственности и был приговорен к битью кнутом с обязательством Уборовское «каменное дело» все-таки «доделать». И хотя по заступничеству самого же Шереметева приговор в исполнение приведен не был, начатая с большим творческим подъемом постройка церкви была через силу закончена Бухвостовым лишь к 1697 г.
Несмотря на прискорбное влияние, которое подобные осложнения должны были, без сомнения, оказать на ее художественное качество, церковь в Уборах именно по своему облику — редчайший памятник не только русского, но и мирового искусства. Если церковь в Филях до известной степени — типовой образец, дающий представление об архитектурной обработке многих произведений «Нарышкинского барокко», церковь в Уборах выделяется среди этих произведений, как уникальный, не имеющий аналогий памятник.
По общей композиции церковь представляет собой тот же тип храма с четырехлепестковым планом, что и церковь в Филях, но в более развитом виде. Правда, у нее нет высокого подклета с широко раскинутыми крыльцами, который придает церкви в Филях такой импозантный вид. Но зато утроенное очертание притворов (предвосхищающих притворы Дубровицкой церкви) свидетельствует о значительно более сложном чувстве формы, чем простые полуцилиндрические очертания церкви в Филях, и ясно говорит о дальнейшем развитии и обогащении четырехлепесткового типа.
О том же развитии говорят и отдельные функциональные улучшения в общей структуре здания, введенные Бухвостовым. К таким улучшениям можно отнести устройство входа на колокольню внутри западного притвора, в непосредственной близости от главного входа, или отдельное ответвление от этой лестницы в ложу, что является более парадным архитектурным приемом, чем случайные и тесные ходы церкви в Филях.
Но еще нагляднее сказалось развитие типа в некоторых особенностях технического решения, рекомендующих Бухвостова, как конструктора более смелого и тонкого, чем строитель церкви в Филях. Среди этих особенностей обращает внимание свободный размах основных подпружных арок, пролет которых Бухвостов не побоялся довести до 7,50 м (против 5 м в церкви в Филях), упразднив промежуточные столбы и сведя площадь сечения угловых столбов (без учета стен притвора) до 4,7 м2 вместо 9,8 м2 в церкви в Филях, т. е. облегчивши их ровно вдвое, несмотря на то, что они несут давление всей верхней части здания вместе с колокольней. С другой стороны, пять угловых арочек Бухвостов опер не прямо на обрез восьмиугольных окон, а на разгрузные арки оконной амбразуры, которой, в отличие от церкви в Филях, придано изнутри полуциркульное очертание, и этим обнаружил более четкое представление о внутренней работе конструкции, чем многие другие строители «Нарышкинского барокко». Наконец, не менее красноречиво и своеобразное очертание главных арок, имеющих слегка стрельчатое подвышение, или смелая конструкция врезанных друг в друга сводов, которые перекрывают сложное пространство наружных притворов.
Внутреннее решение церкви в Уборах в основном повторяет решение церкви в Филях, но также отличается от него некоторыми особенностями. Пространство притворов через широкие и высокие проемы главных арок более свободно открывается в вертикально устремленное пространство центральной части, и в этом — новая черта церкви в Уборах по сравнению с более замкнутой архитектурой церкви в Филях.
Обработка интерьера церкви в Уборах задумана, несомненно, с тем же применением роскошного резного иконостаса, ложи и золоченой деревянной отделки дверных и оконных обрамлений, которые характерны и для церкви в Филях, но была ли эта отделка доведена до конца — неизвестно.
Переходя к наружной композиции памятника, следует прежде всего заметить, что отдельные места ее носят незаконченный характер, возможно объясняемый всей обстановкой стройки, вынуждавшей Бухвостова спешить с формальной сдачей церкви. К таким незаконченным местам нужно отнести, повидимому, отсутствие парапета («петушиных гребешков») над первым ярусом здания, некоторую «ненайденность» в пропорциях сделанного явно наспех верхнего восьмерика, а, может быть, и отсутствие главок над всеми четырьмя притворами. Кроме того, вызывает сомнение и несколько вычурная форма центральной главки с излишне скромным крестом, возможно, представляющая собой позднейшую переделку.
Зато наружная композиция церкви в Уборах как по группировке масс, так и по их обработке отличается редкой широтой размаха и четкостью выполнения. По сравнению с церковью в Филях обращает внимание не только чрезвычайно динамичная форма притворов, но и более богатое решение такого ответственного элемента композиции, как проемы. Вместо суховатых по форме и несколько монотонных по расположению на фасаде проемов церкви в Филях, проемы церкви в Уборах активно включены в композицию и имеют такой рисунок и пропорции, какие нужны для более четкого выражения общей устремленности памятника в вертикальном направлении. Важно отметить постепенное смягчение и раздробление их формы и размеров, — от прямоугольных окон и дверей первого яруса до разрезанных двойной аркой закругленных проемов колокольни, а также очень пышную обработку «лежачих» восьмиугольных окон в четверике.
Именно празднично-нарядная обработка, связанная со всей композицией здания, и придает церкви ее неповторимый облик, ясно говорящий о высоком художественном чутье строителя и о его поистине гениальной одаренности.
В основном эта обработка — как и в Филях — строится на сочетании белокаменных деталей с красным кирпичом и на широком использовании мотивов, восходящих к ренессансному ордеру, но вся полнокровно-жизнерадостная трактовка этих средств в корне отличается от хрупкой и строго официальной обработки церкви в Филях. Ордерный каркас здесь не сливается с плоскостью стены, а рельефно выступает из нее, в связи с чем и самая стена приобретает более самостоятельный и массивный характер, еще острее подчеркиваемый заделкой в нее мощных кронштейнов, которые несут на себе колонны во всех ярусах здания. Стержни колонн представляют собой уже не гладко обточенные «балясинки» церкви в Филях, а мясистые стволы, глубоко изрезанные каннелюрами, спиралями цветочных гирлянд или вогнутыми листьями аканта и нагруженные сверху тяжелыми раскреповками антаблемента. Если базы этих колонн свидетельствуют о каком-то косвенном знакомстве строителя с элементами классического ордера, то завершения их представляют собой не обточенные, как бы на токарном станке, тосканские верхушки колонок церкви в Филях, а пышные и полноценно выполненные капители коринфского ордера. Большой интерес представляют и такие особенности, как энергично подчеркнутая разница в обработке верхней и нижней части колонн, или как исключительно своеобразная трактовка колонн первого яруса, делающая их похожими на березовые стволы, которые удивительно тонко перекликаются с окружающим пейзажем. Наконец, не менее интересны и такие детали, как головки херувимов, украшающие некоторые (капители в тех местах, где обычно помещается «цветок», или как мотивы изобилия (лопнувшие от зрелости гранаты, гроздья винограда и пр.), которые не только заполняют впадины парапета, но и переходят на отдельные элементы ордера, покрывая, например, поверхность кронштейнов, поддерживающих колонны основного восьмерика.
Все эти мотивы, как и самый характер ордера, представляют собой смело вынесенные наружу и воплощенные в камень части резного барочного иконостаса, чем и объясняется исключительность архитектурной обработки церкви в Уборах.
Еще нагляднее это происхождение архитектурного декора церкви в Уборах сказалось в наличниках окон, самая структура которых отражает технику резьбы на деревянной доске с применением таких столярных инструментов, как долото, буравчик или шило. Интересно отметить, что, поскольку не свойственная камню форма этих наличников не могла быть выполнена в натуре без поломки заостренных краев рисунка, их пришлось резать на прямоугольных плитах, заложенных фоном «заподлицо» с кирпичной кладкой и явно рассчитанных на после дующую закраску излишнего фона под цвет стены.
В печати уже высказывалось предположение о генетической связи русской деревянной резьбы XVII века с привозившимися из-за границы печатными листами, гравюрами из библии Пискатора и пр. Принципиальный интерес в связи с этим приобретает такая деталь церкви в Уборах, как рисунок дорического фриза над главным входом, где триглифы вместо ложек украшены накладными валиками, — курьез, который мог получиться только от негативно понятого изображения при пользовании графическим материалом.
Среди других особенностей церкви в Уборах интересно отметить такое нововведение, как парные колонны на углах основного восьмерика, не встречающиеся ни в более ранних, ни в более поздних памятниках «Нарышкинского барокко». Этот прием, придававший особую мощь всей композиции, поставил Бухвостова перед неожиданным затруднением, которого избегали другие строители: благодаря сильному энтазису поставленных рядом колонн, последние стали производить впечатление разваливающихся вершинами в разные стороны от угла. Учитывая это обстоятельство, зодчий сблизил их верхи таким образом, чтобы внутренние контуры стержней были параллельны между собой, и этим тонким коррективом избежал получавшейся неприятной иллюзии.
О таком же высоком мастерстве говорит и пробный анализ пропорционального построения памятника. Как видно из приводимой схемы, не только очертания всего плана, но даже и абрис отдельных конструктивных элементов здания (толщина стен, сечение опорных столбов и пр.) четко вписывается в систему диагонали квадрата, т. е. находится в соответствии с тем глубоко традиционным производственным методом, который отмечен многими исследователями для самых разновременных построек древней Руси, вплоть до церкви Вознесения в Коломенском, или первых церквей великокняжеского Киева, и который во времена Бухвостова получает особенно виртуозное применение.
Сравнивая церковь в Уборах с церковью в Филях, нужно отметить не только более широкое и свободное оперирование элементами здания, но и совершенно иной подход к самому пониманию художественной задачи. В отличие от несколько абстрактной, наполовину еще как бы «деревянной» церкви в Филях, церковь в Уборах наполнена жизнерадостным чувством и полнокровной, телесной материальностью. Все ее формы — от общего построения до самых тонких деталей — настолько мощны и рельефны, что каждую из них невольно хочется обойти со всех сторон или пощупать руками. И хотя по рисунку эти формы исходят от деревянных изделий, по художественной трактовке они приобретают уже настолько убедительный каменный характер, что даже неопытным зрителем воспринимаются как явно каменная форма.
В целом же церковь в Уборах — одно из тех произведений русского зодчества, которые не укладываются ни в какие рамки привычной типологии. Бурный натиск форм, резкое убывание пропорций, стремительные переходы одной формы в другую, живописно-пластический характер общего построения и своенравная трактовка отдельных деталей — все это принципиально отличает ее от других произведений «Нарышкинской» архитектуры и наводит на мысль о некотором сходстве с европейским барокко. И такое сходство, без сомнения, есть. Бухвостов творил, не считаясь с привычными художественными нормами и образцами, идя в своем творчестве тем путем, который подсказывало ему его собственное чутье. Но поскольку реальным материалом для такого своенравного творчества ему все же служили впитанные с детства представления и понятия родной страны, он в конечном счете создал хотя и ни с чем не сравнимое, но в то же время художественно-правдивое и глубоко национальное произведение чисто русского искусства.
Схема проезда
Карта загружается. Пожалуйста, подождите.
