Усадьба Васильевское (Герценых)

Усадьба Васильевское (Россия, Московская область, Рузский район, Васильевское)

Сохранились: церковь, ограда с башнями, подъездная аллея, фрагменты парка

Васильевское расположилось по обеим сторонам Москвы-реки. В XX веке административная граница между двумя районами области прошла по реке. Само село осталось в Рузском районе, а его правобережная часть отошла к Одинцовскому району и стала именоваться Посёлок санатория им. Герцена (Васильевское, Марьино тож). Я уже писала о древней истории села Васильевского, (см. ссылку) поэтому не буду повторяться. Ныне восстановленная Воскресенская церковь возведена в 1705 г. при думном дьяке Емельяне Украинцеве. Храм удачно стоит на высоком берегу Москвы-реки и обнесён кирпичной стеной с четырьмя угловыми башенками.

Описание усадьбы Васильевское (Герценых)

Этот памятник представляет собой типичный образец архитектуры того времени и состоит из восьмерика на четверике, с элементами барокко. Церковь имела колокольню (не сохранилась), а в XIX в. к ней пристроили обширную трапезную.
С конца XVIII Васильевское находилось во владении Яковлевых. В 1821 г. оно, в результате семейного раздела досталось И.А. Яковлеву — отцу Александра Герцена. В автобиографических воспоминаниях Герцена «Былое и думы», сохранилось описание Васильевского, и его окрестностей.
Герцены бывали здесь почти каждое лето, с 1821 по 1828 г. в старой усадьбе, а с 1828 по 1833 г. в новом двухэтажном рубленном доме с мезонином.
«Едем мы нынешний год в Васильевское или нет?» Вопрос этот сильно занимал меня с весны… Мало-помалу дело становилось вероятнее, запасы начинали отправляться: сахар, чай, разная крупа, вино — тут снова пауза, и, наконец, приказ старосте, чтоб к такому-то дню прислал столько-то лошадей, — итак, едем, едем!…
Я мало видал мест изящнее Васильевского… На отлогой стороне — село, церковь и старый господский дом. По другую сторону — гора и небольшая деревенька, там построил мой отец новый дом. Вид из него обнимал вёрст пятнадцать кругом: озёра нив, колеблясь, стлались без конца; разные усадьбы и сёла с белеющими церквами видны были там — сям; леса разных цветов делали полукруглую раму, и через всё — голубая тесьма Москва-реки…
В 1835 г. отец Герцена продал усадьбу, но позднее писатель всё же побывал в селе своего детства, и отмечал как всё изменилось, с приходом новых хозяев.

С. Веселовский Подмосковье

Значительное место занимает Подмосковье в жизни великого русского мыслителя, революционного демократа Александра Ивановича Герцена. Оно помогло ему познать крепостную действительность, горячо полюбить русский народ, который, как писал Герцен, «сохранил величавые черты, живой ум и широкий разгул богатой натуры под гнетом крепостного состояния».
«Трогательную прелесть» родной природы Герцен не мог забыть и в заграничных скитаниях: «Сельские виды наши не задвинулись в моей памяти ни видом Сорренто, ни Римской Кампаньей, ни насупившимися Альпами, ни богато возделанными фермами Англии… в нашей стелющейся природе… что- то такое, что поется в русской песне, что кровно отзывается в русском сердце».

Отцу писателя принадлежала усадьба Васильевское. Здесь Герцен проводил почти каждое лето с 1822 по 1832 г. В 1835 г. во время его ссылки усадьба была продана.
Васильевское, по справедливости, считается одним из красивейших мест Подмосковья. Зеркальная гладь Москвы-реки, окаймляющей здесь широкой дугой бесконечные поля и пашни, укрытая в густой зелени леса Марьина гора на ее правом, высоком и обрывистом, берегу придают Васильевскому особое очарование, присущее лишь русскому пейзажу. «Я мало видел мест изящнее Васильевского», — вспоминает Герцен в «Былом и думах».

Сначала усадебный дом в Васильевском находился у деревни на левом, низком берегу Москвы-реки. От этого времени здесь сохранился чудесный парк, состоящий из четко спланированных липовых аллей. В одном из уголков этого парка юноша Герцен проводил дни за чтением книг Жан- Жака Руссо, поднимавших «третье сословие» Франции на борьбу с феодальной монархией. Двоюродная сестра Герцена Т. П. Пассек рассказывает: «В липовой роще находилось одно место, до того красивое, что Саша назвал его Эрменонвилем в память Жан-Жака Руссо. Это была четырехугольная площадка, с одной стороны открытая на реку, а с остальных затененная густыми ветками лип. Эрменонвиль всем до того нравился, что в нем устроили скамейки, стол и ходили туда с работой, книгами и даже завтраком…

Саша предложил мне прочитать вместе с ним в Эрменонвиле все сочинения Руссо. Мы начали с «Contrat social» («Общественный договор»)».
Вскоре отец Герцена переселился на другую сторону Москвы-реки — на Марьину гору, где и построил новый дом. Вид из этого дома «обнимал верст пятнадцать кругом; озера нив, колеблясь, стлались без конца; разные усадьбы и села с белеющими церквами видны были там-сям; леса разных цветов делали полукруглую раму, и черезо все — голубая тесьма Москвы-реки. Я открывал окно рано утром в своей комнате наверху и смотрел, и слушал, и дышал», — вспоминал Герцен.

Знаменательно позднейшее признание Герцена в том, что «память об этом месте вплетена во все воспоминания». Поездки в Васильевское укрепляли заложенное в нем с детства стремление к простоте и свободе. Условия деревенской жизни избавляли Герцена от угнетающего быта московского дома его отца. «Для меня деревня была временем воскресения, — указывает он, — я страстно любил деревенскую жизнь. Леса, поля и воля вольная — все это мне было так ново, вы росшему в хлопках, за каменными стенами, не смея выйти ни под каким предлогом за ворота без спроса и без сопровождения лакея».

Новый дом также не сохранился. Ныне на этом месте находится санаторий имени А. И. Герцена. По словам Герцена, поездки в Васильевское были вехами его «внутреннего развития». «Другие книги привозились, другие предметы занимали. В 1823 я еще совсем был ребенком, со мной были детские книги… В 1827 я привез с собою Плутарха и Шиллера; рано утром уходил я в лес, в чащу, как можно дальше, там ложился под дерево и, воображая, что это богемские леса, читал сам себе вслух… В 1829 и 30 годах я писал философскую статью о Шиллеровом Валленштейне».
Марьина гора и прилегающая к ней местность покрыты густым сосновым лесом. Перейдя овраг, можно увидеть под кронами могучих деревьев курганы древних могильников. Они до сего времени не обследованы, и время происхождения этих археологических памятников неизвестно.

С этими курганами связан характерный эпизод юности Герцена, показывающий, как он закалял свою волю, учился преодолевать страх. Герцен поспорил с друзьями из дворовых, что побывает на одном из курганов ночью и в доказательство принесет череп лошади. «Люди наши повесили его на сук… — по словам Т. П. Пассек, писал он ей, — …в 12 часов ночи, в это время всех духовидений, я отправился. Бодро перешел овраг; дом еще был виден; однако, сердце билось. Я беспрестанно оглядывался и пел громко песню, чтоб ободрить себя. Вхожу я в перелесок, ветер дует сильный, деревья беспрестанно меняют свой вид, шумят… Страшно было, страшно, смерть… но мне и в мысль не приходило возвратиться без лошадиного черепа».

В Васильевском Герцен «встретился в первый раз с деревней». Это оказало в дальнейшем значительное влияние на формирование его мировоззрения. «Какие мрачные образы мучеников, безнадежных страдальцев печально проходят в моей памяти», — пишет он о своем детстве. Впоследствии Герцен отмечал, что крепостническая действительность «с ранних лет» развила в нем «непреодолимую ненависть ко вся кому рабству и ко всякому произволу». Мечтая продолжить дело декабристов, дело П. И. Пестеля и К. Ф. Рылеева, он будучи студентом университета, вместе с Н. П. Огаревым создает тайный кружок. В 1834 г. его участники были арестованы.

Прошли тяжелые годы ссылок. В далекое прошлое ушла юность. Но властная сила воспоминаний влечет Герцена вновь посетить Васильевское. В последний раз он побывал здесь в 1843 г. «И вот мы опять едем тем же проселком; открывается знакомый бор и гора, покрытая орешником, а тут и брод через реку… вода брызжет, мелкие камни хрустят, кучера кричат, лошади упираются… Ну вот и село… Что-то чужое прошло тут в эти десять лет; вместо нашего дома на горе стоял другой, около него был разбит новый сад». С чувством глубокой грусти простился Герцен с «отчуждившимся» Васильевским.

Образ солнечного Васильевского всегда был дорог ему. В 1861 г. Т. П. Пассек приехала к Герцену в Англию. В первые же дни он решил «показать мне некоторые красивые окрестности и свое избранное место, — пишет Пассек. — Это была глубокая, зеленая долина, местами поросшая кустарником и деревьями… перед нами синел Атлантический океан… Вечер был восхитительный.
— Помнишь ли ты, — сказал Саша, — Васильевское, голубую ленту Москвы-реки, ее живописные берега, тихие, ясные сумерки и как находишь этот вид? Опершись на обломленное дерево, Саша, задумавшись, смотрел на океан. Выражение лица его было печально».